>> |
№1322
То, что я говорил о жертвах и медовых приношениях, было лишь уловкой моей речи и, поистине, полезной глупостью! Здесь, наверху, я могу говорить более свободно, чем перед отшельническими пещерами и их питомцами. Жертвовать? Я расточаю то, что мне дано, я, мот с тысячью рук: как могу я еще назвать это жертвой! А когда я тосковал по меду, я тосковал только по приманке, сладкому желе и соку, которую даже сварливые медведи и странные, сварливые, злые птицы облизывают своими языками: — для лучшей приманки, необходимой охотникам и рыболовам. Ибо если мир подобен темному лесу со зверьми и саду удовольствий всех диких охотников, то мне он все больше и больше кажется бездонным, изобильным морем, — морем, полным разноцветных рыб и крабов, о котором мечтали бы даже боги, чтобы стать рыбаками и закидывателями сетей: мир так богат странными вещами, большими и маленькими! Особенно человеческий мир, человеческое море: — туда я закидываю теперь свою золотую удочку и говорю: разверзнись, человеческая бездна! Откройся и брось мне свою рыбу и блестящих крабов! Сегодня я использую свою лучшую наживку, чтобы приманить самую странную человеческую рыбу! — Я бросаю свое счастье во все дали, между восходом, полуднем и закатом, чтобы посмотреть, научатся ли многие люди-рыбы тянуть и извиваться на приманке моего счастья. Пока, клюнув на мои острые, скрытые крючки, они не поднимутся на мои высоты, самые красочные пескари бездны к самому злобному из всех рыболовов. Ибо именно этим я и являюсь с самого начала, тянущим, тянущим к себе, воспитывающим, вытягивающим, выпрямляющим, заводчиком и сторонником дисциплины, который недаром однажды сказал себе: «Стань тем, кто ты есть!» Итак, пусть теперь придут ко мне люди: ибо я все еще жду знаков, что настало время моего заката, и сам я еще не погиб, как должно, среди людей. Вот почему я жду здесь, хитрый и насмешливый на высоких горах, не нетерпеливый, не терпеливый, но скорее тот, кто забыл и терпение, — потому что он больше не «терпит». Судьба даёт мне время: неужели она забыла обо мне? Или она сидит в тени за большим камнем и ловит мух? И поистине, я благодарен ей, моей вечной судьбе, что она не торопит и не давит меня и не жалеет мне времени на шалости и злодейства: так что сегодня я поднялся на эту высокую гору, чтобы порыбачить. Кто-нибудь когда-нибудь ловил рыбу высоко в горах? И даже если то, что я хочу и делаю здесь, наверху, — безумие: все равно это лучше, чем то, что я стану серьезным там внизу от ожидания и стану зеленым и желтым — — надутым, хрюкающим гневом от ожидания, священный вой бури с гор, нетерпеливый крик вниз в долины: «Слушайте, или я высеку вас бичом Божьим!» Не то чтобы я злился на таких людей: они достаточно добры, чтобы заставить меня смеяться! Должно быть, они нетерпеливы, эти большие шумотворцы, которые скажут свое слово сегодня или никогда! Но я и моя судьба — мы не говорим о сегодняшнем дне, и мы не говорим о никогда: у нас уже есть терпение, время и дополнительное время для разговоров. Ибо он должен прийти однажды и не уйти. Кто должен прийти однажды и не уйти? Наш великий Хазар, то есть наше великое далекое человеческое царство, тысячелетнее царство Заратустры — — Насколько большим может быть такое «расстояние»? какое отношение это имеет ко мне! Но это не делает его менее определенным для меня – я твердо стою на этой земле обеими ногами, — на вечном основании, на твердой первобытной скале, на этой высочайшей, самой твердой первобытной горной цепи, к которой все ветры приходят как к водоразделу, спрашивая где? и откуда? и куда? Вот, смейся, смейся, моя светлая, вся злоба! С высоких гор брось свой сверкающий насмешливый смех! Привлеки ко мне самую красивую человеческую рыбу своим блеском! И то, что принадлежит мне во всех морях, мое бытие во мне и для меня во всем, — выуди это мне, принеси это мне: этого я жду, самый злой из всех рыболовов. Вон, вон, моя удочка! Вперёд, вниз, приманка моего счастья! Капай свою сладчайшую росу, мед моего сердца! Вгрызайся, моя удочка, в чрево всей черной печали! Вон, вон, мой глаз! О, сколько морей вокруг меня, какое смутное человеческое будущее! А надо мной — какая розово-красная тишина! Какая оглушительная тишина!..*
|