| >> |
№991
17375415012390.jpg
(171Кб, 1200x676)
Показана уменьшенная копия, оригинал по клику.
– Я противоречу, как никогда никто не противоречил, и, несмотря на это, я противоположность отрицающего духа. Я благостный вестник, какого никогда не было, я знаю задачи такой высоты, для которой до сих пор недоставало понятий; впервые с меня опять существуют надежды.
Только с меня начинается на земле великая политика. –
...все цели, все выгоды суть лишь симптомы того, что некая воля к власти возгосподствовала над чем-то менее могущественным и самотворно оттиснула его значением определенной функции...
– Инстинктивная ненависть против реальности: это есть следствие крайней чувствительности к страданию и раздражению, избегающей вообще всякого “прикосновения”, потому что оно ощущается ею слишком глубоко. [Что есть обратное этому? amor fati]
– Инстинктивное отвращение от всякого нерасположения, от всякой вражды, от всех границ и расстояний в чувстве: следствие крайней чувствительности к страданию и раздражению, которая всякое противодействие, всякую необходимость противодействия ощущает как невыносимое отвращение (т. е. как вредное, как отрицаемое инстинктом самосохранения), блаженство же своё (удовольствие) видит в том, чтобы ничему и никому не оказывать противодействия - ни злу, ни злому, - любовь, как единственная, как последняя возможность жизни... [Что есть обратное и этому? воля к власти]
...я [тогда, в 13 лет] воздал, как и следовало, честь Богу и сделал его Отцом зла...
Кто достаточно богат, для того является даже счастьем нести на себе несправедливость. Бог, который сошел бы на землю, не стал бы ничего другого делать, кроме несправедливости, - взять на себя не наказание, а вину, - только это и было бы божественно.
Этот “благовестник” [«радостный вестник»] умер, как и жил, как и учил, - не для “спасения людей” [не для того, чтобы «искупить человечество»], но чтобы показать, как нужно жить[/быть]. Практика — вот что он оставил человечеству: его поведение перед судьями, преследователями, обвинителями и всякого рода клеветой и насмешкой - его поведение на “кресте”. Он не сопротивляется [Само, Жизни, Бытию/Sein, der Wille zur Macht, - а также и людям, покуда они являются частью этого, - формула этого: amor fati], не защищает своего права [перед перечисленным; "я запрещаю себе в тех случаях, когда в отношении меня совершается малая или очень большая глупость, всякую меру противодействия, всякую меру защиты, - равно как и всякую оборону, всякое “оправдание”", "свобода от ressentiment" ("речь ведь идет о той же активной силе, которая роскошествует и строит государства в лице названных художников насилия и организаторов и которая здесь внутренне, в меньших масштабах, мелочнее, пятясь, в "лабиринте груди", говоря вместе с Гете, мастерит себе нечистую совесть и строит негативные идеалы - это и есть как раз тот инстинкт свободы (на моем языке: воля к власти)"), "я нападаю только на вещи, против которых я не нашел бы союзников, где я стою один – где я только себя компрометирую"], он не делает ни шагу, чтобы отвратить от себя самую крайнюю опасность, более того - он вызывает её... ["Из боевой школы жизни. – Что не убивает меня, то делает меня сильнее."; "Попадать в отчаянные положения, где ты просто не имеешь права на мнимые добродетели, где ты, скорее, как канатный плясун на своём канате: сорвешься с него, устоишь на нем, или пройдешь по нему до конца."; "В этом месте нельзя уклониться от истинного ответа на вопрос, как становятся сами собою..."] И он ["Заратустра"] молит, он страдает, он любит с теми, в тех, которые делают ему зло. ["А как Заратустра спускается с гор и говорит каждому самое доброжелательное! Как он даже своих противников, священников, касается нежной рукой и вместе с ними страдает из-за них!"] В словах, обращённых к "разбойнику" ["Они уж тебя “решат”, изголодались они по такому “решению”, они уже кружатся над тобой, загадка, тобой, повешенный!.."] на кресте, содержится вся «благая весть». “Воистину это был божественный человек, Сын Божий!” - сказал "разбойник". “Раз ты чувствуешь это, - ответил Распятый, - значит, ты в "Раю", значит, ты "сын Божий"”. ["Не в том ли и божественность, что существуют боги, но нет никакого Бога?"; "Я повторял ему, что это результат хорошего воздуха здесь наверху, что так бывает с каждым, кто не зря поднимается на высоту 6000 футов над Байрейтом, - но он не хотел мне верить…"; "Когда я ищу величайшее противоречие со мной, неизъяснимую низость инстинктов, я всегда нахожу свою мать и сестру, — считать себя связанным с таким отребьем — это было бы оскорблением моей божественности."] Не защищаться, не гневаться, не привлекать к ответственности... ["Термин/понятие «Бог» был до сих пор главным возражением против существования... Мы отрицаем Бога, мы отрицаем ответственность перед Богом: именно этим мы и спасаем мир."] Но также не противиться злу [Само, Жизни, der Wille zur Macht и Бытию/Sein, - "Богу", "Отцу зла" ("Если для Ницше «мир» — это не что иное, как «воля к власти — и ничего кроме этого!» (Nachlass 1885, KSA 11, 38[12]), - "Мир, рассматриваемый изнутри, мир, определяемый и обозначаемый в зависимости от его «интеллигибельного характера», был бы «волей к власти», и ничем, кроме этого." - то этот мир также можно описать как «вечное обожествление и разобожествление» (Nachlass 1887, KSA 12, 9[8])")], - любить его...
"Царство Небесное" принадлежит "детям"; вера, которая здесь заявляет о себе, не приобретается завоеванием; она тут, она означает возвращение к "детству" в области психического.
Глубокий инстинкт, как должно жить, чтобы чувствовать себя на “земле”, чтобы чувствовать себя “вечным”, между тем как при всяком ином поведении совсем нельзя чувствовать себя “на земле”, - это единственно и есть психологическая реальность «благой вести». - Новое поведение, но не новая вера.
«Благая весть» не есть что-либо, что можно ожидать; оно не имеет “вчера” и не имеет “послезавтра”, оно не приходит через “тысячу лет” - это есть опыт сердца; оно повсюду, оно нигде...
Поняли ли меня? – Дионис против Распятого.
|